|
Римский император Тиберий в молодости был приятный человек. Но под конец испортился. Видно, закружилась голова от власти. Стал крайне жестоким. Очень не любили его в Риме. На сигналы сенаторов и консулов он отвечал:
— Когда собаку сажают на цепь, она тоже недовольна. А потом привыкает. Так что пусть ненавидят, лишь бы подчинялись.
6 августа 1945 года.
— Император, у меня две новости: хорошая и плохая.
— Начните с плохой.
— Хиросимы больше нет.
— А хорошая?
— В США соблюдаются права человека.
Император Николай I проезжал мимо одного трактира и увидел выходящего оттуда офицера, который довольно заметно пошатывался. Государь велел остановиться и подозвал рукою офицера, который, хотя не твердо, но быстро подбежал и приложил руку к козырьку.
— Что бы ты сделал на моем месте, если бы встретил офицера в таком виде?
— Я…я… Я бы, Ваше Императорское Величество, с подобной свиньей совсем не разговаривал.
— Возьми поскорее извозчика, поезжай домой и проспись, — сказал государь, улыбаясь.
Русский рабочий встретился с японцем. Русский спрашивает:
— Как ты работаешь? Какие у тебя условия?
Тот отвечает:
— Два часа я работаю на себя, два на хозяина, а остальное время на японского императора. А ты?
— Ну я тоже два часа на себя, хозяев у нас нет. А японский император на кой он мне сдался?
Император Павел I, подходя к Иорданскому подъезду Зимнего дворца после крещенского парада, заметил белый снег на треугольной шляпе поручика.
— У вас белый плюмаж! — сказал государь.
А белый плюмаж составлял тогда отличие бригадиров, чин которых в армии, по табели о рангах, соответствовал статским советникам.
— По милости Божьей, Ваше Величество! — ответил находчивый поручик.
— Я никогда против Бога не иду! Поздравляю с бригадиром! — сказал император и пошел во дворец.
По какому-то ведомству высшее начальство представляло несколько раз одного из своих чиновников то к повышению чинов, то к денежной награде, то к кресту, и каждый раз император Александр I вымарывал его из списка. Удивленный начальник наконец осмелился спросить о причине неблаговоления его к этому чиновнику. «Он пьяница»,- отвечал государь. Одним летом, в прогулках своих я почти всякий день проходил мимо дома, в котором у открытого окошка был в клетке попугай. Он беспрестанно кричал: «Пришел Гаврюшкин — подайте водки». Разумеется, государь кончил тем, что дал более веры начальнику, чем попугаю, и опала с несчастного чиновника была снята…
Отец:
— В твоем возрасте Наполеон был первым в классе!
Сын:
— А в твоем, папа, он уже был императором.
Однажды к Суворову приехал любимец императора Павла, бывший его брадобрей граф Кутайсов, только что получивший графское достоинство и звание шталмейстера. Суворов выбежал навстречу к нему, кланялся в пояс и бегал по комнате, крича:
— Куда мне посадить такого великого, такого знатного человека! Прошка! Стул, другой, третий,- и при помощи Прошки Суворов становил стулья один на другой, кланяясь и прося садиться выше.
— Туда, туда, батюшка, а уж свалишься — не моя вина,- говорил Суворов.
Однажды к Нерону обратился вольноотпущенник:
— Скажи, о император, какое изобретение человечества ты считаешь самым великим: колесо или вилку?
— Спички, — подумав ответил Нерон, и поджег Рим.
Когда Потемкин сделался любимцем императрицы Екатерины, сельский дьячок, у которого он учился в детстве читать и писать, решился отправиться в столицу и искать его покровительства. Зачем ты прибыл сюда, старина?
— Да вот, ваша светлость,- отвечал дьячок, выгнали за ненадобностью: говорят, дряхл, глух стал.
— В какую же должность тебя определить?
— А уж не знаю. Сам придумай.
На другой день светлейший велел его позвать.
— Ну, старина,- сказал ему Потемкин,- нашел я тебе отличную должность. Знаешь Исаакиевскую площадь? Видел Фальконетов монумент императора Петра Великого?
— Еще бы!
— Ну так сходи же теперь, посмотри, благополучно ли он стоит на месте, и тотчас мне донеси.
Дьячок в точности исполнил приказание.
— Ну что? — спросил Потемкин, когда он возвратился.
— Стоит, ваша светлость.
— Крепко?
— Куда как крепко, ваша светлость.
— Ну и хорошо. А ты за этим каждое утро наблюдай да аккуратно мне доноси. Жалование же тебе будет производиться из моих доходов. Теперь можешь идти домой.
Дьячок до самой смерти исполнял эту обязанность и умер, благословляя Потемкина.
Рекомендуемые статьи: